Н.К. Рерих Гималаи



 

Из серии картин

 

«Гималаи»

Картинная галерея

 

 

 Гималайские этюды Николая Рериха – явление в мировом искусстве уникальное. Они открыли нам красоту горного мира Востока, дух Гималаев, где Космос в едином потоке сливается с планетой.

 Картины серии «Гималаи» Николай Рерих создавал в течение многих лет, в том числе и в походных условиях  Центрально-Азиатской экспедиции, которые диктовали их небольшой формат и темперную технику исполнения.  Они своего рода живописные страницы путевого  дневника, где реальные гималайские пейзажи наполнены духовным опытом художника.

Образы Гималаев стали сердцем его творчества.

 1

Люди во всех частях света хотят знать о Гималаях. Самые лучшие люди сердечно устремляются к этому сокровищу Индии. <...> Во все времена происходило притяжение к Гималаям. Людям изве­стно, что всякий ищущий духовного восхождения должен смотреть в сторону Гималаев.

Н.К. Рерих. Химават

(цит. по: «Николай Константинович Рерих» - Самара, Изд. дом «Агни», 2005)

 1

Все 17 вершин Гималаев сияют над Сиккимом. С запада к востоку: Канг, Джану, Малый Кабру, Кабру, Доумпик, Талунг, Канченджанга, Пандим, Джубони, Симву, Нарсинг, Синиолчу, Пакичу, Чомомо, Лама, Андем, Канченджау. Целая снеговая страна, меняющая свои очертания при каждом изменении света. Поистине неисчерпаемая впечатлениями и неустанно зовущая.

Н.К. Рерих. Сердце Азии

(там же)

 1

Канг-чен-зод-нга — Пять Сокровищ Великих Снегов. Отчего так зовется эта величественная гора? Она хранит пять сокровищ мира. Какие это сокровища? — золото, алмазы, рубины? Нет. Старый Восток ценит иные сокровища. Сказано: придет время, когда голод охватит весь мир. Тогда появится Некто, кто откроет великие сокровищницы и напитает всё человечество. Конечно, вы понимаете, что Некто напитает человечество не физическою, но духовною пищей.

Н.К. Рерих. Границы Шамбалы

(там же)

1 

Н.К. Рерих

ГИМАЛАИ

(«Листы дневника» т. 1, МЦР, М. 1995 г.)

Вот и французская экспедиция идет воздать честь Гималаям. Со всех сторон разные народы устремляются все к тем же высотам. Получается уже какое-то шествие за пределами состязания.

 Если бы кто-нибудь задался целью исторически просмотреть всемирное устремление к Гималаям, то получилось бы необыкновенно знаменательное исследование. Действительно, если от нескольких тысяч лет тому назад просмотреть всю притягательную силу этих высот, то действительно можно понять, почему Гималаи имеют прозвище "несравненных". Сколько незапамятных Божественных Знаков соединено с этой горной страной. Даже в самые темные времена средневековья, даже удаленные страны мыслили о прекрасной Индии, которая кульминировалась в народных воображениях, конечно, сокровенно таинственными снеговыми великанами.

 Попробуем мысленно сообразить все те прекраснейшие легенды, которые могли зародиться только на Гималаях. При этом прежде всего будем поражены изумительным разнообразием этих наследий. Правда, это богатство произойдет от многих племенных наслоений, станет роскошнее от щедрости многих тысячелетий, увенчается подвигами лучших искателей истины. Все это так. Но и для этих вершинных подвигов требуется окружающее великолепие, а что же может быть величественнее, нежели непревзойденные горы со всеми их несказанными сияниями, со всем неизреченным многообразием.

Даже скудно и убого было бы пытаться сопоставлять Гималаи с прочими лучшими нагорьями земного шара. Анды, Кавказ, Альпы, Алтай - все прекраснейшие высоты покажутся лишь отдельными вершинами, когда вы мысленно представите себе всю пышную, нагорную страну Гималайскую.

Чего только не вместила в себе эта разнообразная красота. Тропические подходы и луга альпийские и, наконец, все неисчислимые ледники, насыщенные метеорною пылью. Никто не скажет, что Гималаи - это теснины, никому не придет в голову указать, что это мрачные врата, никто не произнесет, вспоминая о Гималаях, слово "однообразие". Поистине, целая часть людского словаря будет оставлена, когда вы войдете в царство снегов гималайских. И будет забыта именно мрачная и скучная часть словаря.

 Чем-то зовущим, неукротимо влекущим наполняется дух человеческий, когда он, преодолевая все трудности, всходит к этим вершинам. И сами трудности, порою очень опасные, становятся лишь нужнейшими и желаннейшими ступенями, делаются только преодолениями земных условностей. Все опасные бамбуковые переходы через гремящие горные потоки, все скользкие ступени вековых ледников над гибельными пропастями, все неизбежные спуски перед следующими подъемами и вихрь, и голод, и холод, и жар преодолеваются там, где полна чаша нахождений.

 Не из спесивости и чванства столько путешественников, искателей устремлялись и вдохновлялись Гималаями. Только соперничество и состязание могло найти и другие труднейшие пики. Далеко поверх состязаний и соперничества заложено устремление к мировым магнитам, к тому неизреченному священному чаянию, в котором родятся герои.

 Не только лавровые венки состязаний, не только приходящие первые страницы книг и газет, но тяготение к величию, которое питает дух, всегда будет истинным притяжением, и в таком влечении ничего не будет худого.

 Что же, это еще одна похвала Гималаям? Разве их торжественное величие в похвалах нуждается?

Конечно, здесь неуместны похвалы и каждая из них, даже самая превосходная, будет лишь умалением. Тогда зачем же вспоминаются Гималаи, зачем же нужно о них мыслить, вспоминать и к ним устремляться?

 Хотя бы мысленное приобщение к торжественному величию будет лучшим укрепляющим средством. Ведь все по-своему стремится к прекрасному. О прекрасном по-своему мыслит каждый и непременно захочет так или иначе сказать о нем. Мысль о прекрасном настолько мощна и растуща, что человек не вместит ее молчаливо, а непременно захочет хоть в каких-либо словах поведать ее. Хоть в какой-нибудь песне или в каком-либо начертании человек должен выражать и запечатлевать мысль о прекрасном.

От малейшего цветка, от крыла бабочки, от сверкания кристалла и так дальше и выше, через прекрасные человеческие образы, через таинственное касание надземное человек хочет утверждаться на незыблемо прекрасном. Если были на земле прекрасные создания рук человеческих, ­к ним придет путник. Успокоится под их сводами в сиянии их фресок и стекол. Если может путник найти марево далеких горизонтов, он устремится и к ним. Наконец, если он узнает, что где-то сверкают вершины наивысшие, он увлечется к ним и в одном этом стремлении он уже укрепится, очистится и вдохновится для всех подвигов о добре, красоте, восхождении.

 С особенным вниманием у костра и в любом человеческом собрании слушают путника. Не только в далеких хрониках читают об этом уважении к пришедшим издалека. Ведь и теперь при всех путях сообщения, когда мир уже кажется малым, когда люди стремятся в высшие слои или в глубины к центру планеты, и тогда рассказ путника остается украшением каждого собрания.

 "Правда ли так прекрасны Гималаи?" "Правда ли они несравненны?"

"Скажите нам хоть что-нибудь о Гималаях и бывает ли там необычное?"

В каждом повествовании путника люди ждут необычного. Обычай, привычка, неподвижность связанности умаляет даже самое маломыслящее сердце. Даже проникнутый дух стремится к движению. И, в конце концов, никто не мыслит движения только книзу.

 Помню, как один путник рассказывал, что начав спуск на большом каньоне Аризоны, даже при великолепных красках окружающих, все же оставалась тягость соображений о бесконечном спуске - "мы шли все вниз, и это даже мешало любованию".

 Конечно, восторг и восхищение будут прежде всего связаны с восхождением. При всходе является непреодолимое желание заглянуть за возносящиеся перед вами высоты. Когда же вы идете вниз, то в каждой уходящей вершине звенит какое-то "прости". Потому-то так светло не только идти на вершину, но хотя бы мысленно следовать этим путям восходящим. Когда слышим о новых путниках на Гималаи, то уже признательны хотя бы за то, что опять напоминается о вершинах, о зовущем, о прекрасном, которое так нужно всегда.

 Гималаи, разрешите еще раз послать Вам сердечное восхищение. Также вся прекрасная Индия, позволь еще раз послать тебе привет за все то великое и вдохновляющее, которым наполнены твои и луга, и рощи, и старинные города, и священные реки.

 19 Января 1935 г.

Пекин

"Врата в Будущее" 

 1

Гималайские этюды Н.К. Рериха

 Гималайские этюды Николая Константиновича Рериха — уникальное явление в мировом искусстве. Ощутить их воздей­ствие на зрителя помогли передвижные выставки, организо­ванные общественным музеем имени Н.К.Рериха.

 (…) несколько слов о самой идее таких выставок. Ведь она, по сути дела, возрождает более чем столетней давности традицию русского искусства, когда художники-передвижники организовывали первые выставки по городам России для просвещения народа. В начале XX века передвижные выставки, в основном, начинают ориентироваться на Запад, знакомя с русскими художниками прежде всего страны Европы. И, наконец, эта идея получает новую жизнь благодаря созданию общественного музея имени Н.К.Рериха. Разве мо­жет какой-либо государственный музей России, где стремление к сохранению сокровищ до сих пор никак не может гармонично соединиться с необходимостью просвещения собственного народа, которому эти сокровища принадлежат, сравниться по размаху своей выставочной деятельности на территории нашей страны и ближнего зарубежья с обществен­ным музеем имени Н.К.Рериха? А резонанс этих передвижных выставок велик. (…)

 Эти этюды создавались с натуры и писались достаточно быстро, практически в один прием. Техника темперы по влажному картону требовала именно такого темпа работы. Но эти пейзажи связаны с понятием этюда лишь скоростью исполнения и непосредственной опорой на натуру... Композиция каждого пейзажа не просто лишена фрагментарности, но прекрасно скомпонована и по цвету, и по рисунку, вызывая не ощущение мимолетного восприятия, а наоборот, всеохватывающее чувство особого величия разворачивающегося перед зрителем пространства.

 Пожалуй, Гималайские этюды — один из самых наглядных примеров постоянного предстояния художника перед Высшим, перед инобытием. Он написал их несколько сотен, и ни одна из его работ не похожа на другую. Этот момент озарения Высшим, некой духовной энергией, когда из ее скрытого резервуара начинает проявляться видимая форма, еще далекая от классического завершения, но уже узнаваемая, и при этом не потерявшая связи со своим духовным источником и потому выявляющая себя прежде всего в ритме и цвете, исполненная музыки и движения; этот творческий акт пространства, это состояние меж двух миров возможно передать только в мгновенном запечатлении, именно в этюде, если он возникает под рукой великого художника.

 Для Рериха Гималаи — … это особенное место на земле. «С гор — скрижали Завета. С гор — герои и подвиг», — запишет Мастер. «...Что может быть величественнее, нежели непревзойденные горы со всеми их несказанными сияниями, со всем неизреченным многообразием?» «Велик магнетизм Гималаев. Нет нигде такой горной державы!»

 В этюдах художника впервые в мировом искусстве создается образ Гималаев как одного из красивейших мест на земле, где каждое мгновение рождает новое сочетание цвета и линии, и, кроме того, это одно из самых необычных мест на нашей планете, таящее множество загадок, место, где космическое пространство сливается с земным в едином, мощном потоке звуков. (…)

Реализм Гималайских этюдов заключен не только в том, что они писались с натуры, но прежде всего в том, что ду­ховный опыт мастера позволил запечатлеть в очевидных формах то, что А. Блок когда-то называл «несказуемым», а сам Рерих — «будущностью».

 Горнее в горном — то мощными аккордами, то нежными переливами цвета — запечатлевает мастер в Гималайских этюдах. Не будет преувеличением назвать этот цикл Космической симфонией.

 Углубление в замысел художника, понимание его устрем­лений в искусстве, которое он не раз высказывал в своих очерках и письмах, — устремлений к Высшему, к Красоте, к Знанию дает основание определенным образом оценивать тот огромный успех, которым пользуется выставка его Гималайских этюдов в России.

«От малейшего цветка, от крыла бабочки, от сверкания кристалла и так дальше и выше, через прекрасные челове­ческие образы, через таинственное касание надземного чело­век хочет утверждаться на незыблемо прекрасном... Если он узнает, что где-то сверкают вершины наивысшие, он увлечется к ним; и в одном этом устремлении он уже укрепится, очистится и вдохновится для всех подвигов о добре, красоте,  восхождении». 

Тютюгина Н.В. ,

искусствовед, старший научный сотрудник Художественного музея им. М.В.Нестерова, Уфа

(«Искусство как способ познания», Материалы международной общественно-научной конференции М. МЦР. 1998г.) 

 1

«Истина беспредельна»: феномен Гималайских этюдов

Гималайские этюды, писавшиеся в разные годы уже в Индии, — качественно новое явление в живописи Николая Константиновича, свидетельствующее об изменившемся  масштабе переживаний художника.

 Мотив Гор в искусстве столь же древен, как само искусство Он нередок в орнаментах древних сосудов Востока и Запада, в средневековых миниатюрах Ирана и Индии, в китайской живописи «шан-шуй» («горы-воды»). В иконописи «лещадки» — непременный свидетель подвига духовного делания. Небезынтересно, что в китайской каллиграфии иероглиф, обозначающий святого, отшельника (сянь), состоит из элементов «человек» и «гора», а обозначение простого мирянина, вульгарного человека (су) — из элементов «человек» и «долина»: так глубоко уходят корни почитания Гор.  (…)

 Собранные вместе, Гималайские этюды Николая Константиновича оставляют незабываемое чувство. … Горы в этюдах Рериха сотканы из некой особой субстанции — вибрирующей, светоносной, переливающейся, необъяснимо изменчивой, различно ритмически организованной. Как волны музыки сфер, остановленные над, перед тяжелой, тянущей вниз чернотой ближнего плана, смотрят они на нас.(…)

 Бесконечно много написано и еще будет написано о технике Гималайских этюдов. Как известно, изучение живописи мастеров Древней Руси и эпохи Возрождения навело Николая Константиновича на мысль обратиться к темпере. Темпера — живопись красками, связующим сухого красочного пигмента в которых явля­ются эмульсии, основанные на смеси воды, яичного желтка и растительного клея, смол, разведенных на воде. Такой состав делает темперу стойкой к внешним воздействиям. Темпера не темнеет, дает звучный цвет — удивительно чистый, прозрачный и ясный, незамутненный тон, долго сохраняющий первоначальную свежесть. Отсутствие плотной пленки на поверхности холста, свойственной масляной живописи, лишает темперу поверхностных бликов, отражающих быстрые, динамичные, но случайные, бескрасочные, не «одетые духом», внешние света. То же отсутствие плотной масляной пленки на сохнущих слоях, грубовато и решительно «преломляющей» лучи отраженного света, оцельняет многослойность темперы, сохраняет и облагораживает глубинные внутренние свечения цвета, мягко мерцающие, дающие красивую матовую бархатистую фактуру. … Живопись темперой словно приспособлена к передаче движений живых прозрачных стихий к трансмутации, к «стилизации» отягощенных земной материей форм в красивые, силуэтно выразительные массы сгущенного цветного света. 

Уроженко О.А.,

кандидат философских наук, г. Екатеринбург 

«Истина беспредельна»: феномен Гималайских этюдов

(«Юбилейные рериховские чтения»,

Материалы международной общественно-научной конференции

М. МЦР. 1999г)


Главная →  Информация о картинах